Зинаида Андреевна Брагина (Капустина) приехала в Грязовец после окончания 1-го Московского медицинского института. Работала в районной аптеке, заведовала химлабораторией на санэпидстанции, а вот на пенсию ушла с газокомпрессорной станции №17. Впрочем, и на этом ее трудовой стаж не прервался - с 1994 г. она - сторож стоматологического отделения районной больницы.
Как и всем ее сверстникам, на долю Зинаиды Андреевны выпало трудное военное и послевоенное детство. И так уж, по-видимому, устроен человек, что в преклонном возрасте перед его мысленным взором со всей отчетливостью предстают картины его детства, как бы далеко они ни стояли. А картины эти аж из первой половины прошлого века!
Вслушиваясь в незамысловатое повествование Зинаиды Андреевны о событиях далекого прошлого, невольно ловишь себя на мысли: а ведь это не просто история простой деревенской девушки, а история целого поколения людей, история, в реальность которой даже трудно верится, если сравнивать ее с жизнью нынешнего молодого поколения. Но так было, и тому есть немало живых свидетелей.
Рассказ этот мы начнем с одного из сентябрьских дней 1939 года, когда в крестьянской семье Капустиных из старинной верховажской деревни со звучным названием Питер появилась на свет девчушка Зина. День тот был отмечен не только этим памятным семейным событием. На деревенской улице вовсю шло гулянье: переливно звучала гармошка, молодежь пела и плясала до позднего вечера. Так деревенские провожали в армию своих парней. Маме Зины, Клавдии Александровне, было не до веселья - она почувствовала себя плохо и полезла на печь отлежаться. И надо же такому случиться - выронила ребенка прямо в большую корзину с луком. «С этого началась моя «луковая» жизнь», - с оттенком юмора вспоминает Зинаида Александровна.
Отец Зины, Андрей Иванович Капустин, работал тогда трактористом в МТС, а потому и получил отсрочку от призыва в армию. Однако совсем ненадолго - началась война с Финлядией, которую он прошел от начала до конца. Но только вернулся домой, как грянула Великая Отечественная. Закончилась она для него в Кенигсберге, но домой Андрей Иванович вернулся только в голодном 1947 году. Тогда-то он впервые увидел своего сынишку Колю, родившегося в сентябре 1942 года.
О декретных отпусках тогда никто никакого понятия не имел, а потому и рожала Клавдия Александровна, как говорится, без отрыва от производства. В силу таких обстоятельств, трехлетнюю Зину и определила мама в няньки. Как и во всякой работе, тут тоже случались свои накладки. Братишку нужно было кормить так называемыми «жевками». Но зачастую вместо того, чтобы ему хлеб в тряпицу завернуть, она сама его проглатывала. Как-то приходит мама домой, а в нем ребят нет, да и кроватка перевернута. Подняла она кроватку, а под ней няня со своим подопечным лежат в обнимку и уже не первый сон видят.
Конечно, девчушке хотелось не с братишкой водиться, а в куклы поиграть. Куклы она мастерила из льна. Как-то пришло в голову сделать большую куклу. И сделала. Да еще и приодела в братишкино пальто, надела шапку, обула в валенки. А поскольку это творение никак не желало держаться на ногах, то подвесила его на окно. Кто-то из деревенских узрел с улицы этот плод Зининой фантазии и сразу кинулся к матери в поле. Та прибежала сама не своя и повалилась на пол без чувств... Что было потом - пусть читатель попытается себе представить по мере своего воображения.
...Когда в Верховажье построили новую школу, Клавдию Александровну взяли в нее техничкой. Там же и комнату предоставили. В это время Колю отдали в круглосуточные ясли, и Зина обрела определенную свободу действий. Но и в школе для пятилетней девочки нашлась работа - она помогала маме вытирать пыль, подметать полы... Но это продолжалось не так долго - комната потребовалась для размещения учителей, и Капустиным снова пришлось менять жилье. Они перебрались в подвал сельсовета, где Клавдия Александровна выполняла все ту же работу, что и в школе. Через стенку жила семья с тремя детьми. Родители, уходя на работу, запирали детей на замок. Но чтобы им не было скучно, под кроватью в стене был проделан лаз. Теперь ребятишки по-соседски могли ходить в гости друг к другу.
На лето Зину отправляли в деревню, где жила семья брата Клавдии Александровны. А брата ее, Василия, в армию по призыву взяли прямо из Грязовецкого техникума механизации. В первый же день войны он попал в плен к немцам и был отправлен в Германию, где до самого освобождения работал у какого-то богатого крестьянина. Когда Василий вернулся домой, его поставили председателем колхоза. Удивительно, но он избежал участи многих бывших пленных и не был осужден за то, что оказался в плену.
Через некоторое время Зине поручили не детское дело - возить молоко за семь километров на маслозавод. Лошадь ей попалась спокойная, да и дорогу хорошо знала. Словом, работа тяжелой ей не показалась. Но вот как-то случилось, что заснула в дороге, а лошадь почему-то свернула на мостик через речку. Пробуждение стало для Зины настоящим кошмаром: телега лежала перевернутой, фляги с молоком оказались в реке, а колеса от телеги и вовсе укатились куда-то под гору. Лошадь, ей что, она спокойно траву щипала, а девчушка ревмя ревела. На ее счастье как раз в ту пору в колхоз ехали уполномоченные из района. Они-то прикатили и приладили колеса к телеге, достали фляги из речки, поправили сбрую. С молоком ничего не случилось - вода в речке была ключевая, так что оно даже охладилось. Такая вот оказия приключилась в жизни шестилетней девочки. Это приключение было последней поездкой Зины.
Вскоре приехала мама и отвезла ее к родителям мужа. И вот как Зинаида Андреевна рассказывает об этом: «...Бабушка меня сразу на печку отправила. Я тут же уснула. Проснулась и вижу, что она из моей кринки с молоком сметану ложкой снимает. Позвали обедать. Мне дали мякинный колобок. Между дядей и дедом лежали жирные лепешки (шаньги). От них такой запах исходил, который до сих пор помню. Хоть и мала была, но не попросила и вида не подала. Так и давилась своим колобком».
Было это в голодные сороковые годы. Как же тогда перебивались люди? И снова слово Зинаиде Андреевне:
«Мы, маленькие, питались всем, что росло под ногами: кислицей, дудками разными, болотными орехами, полевым хвощом, ягодами, грибами... Репу сажали на пепелищах в лесу, а брюкву, лук, морковь - в огороде. Спасала нас от голода трава на заливных лугах реки Ваги и рыбка-красноперка (теперь ее уже нет). Когда зацветала черемуха, все ребятишки на реке собирались и кто как мог, рыбку ловили. Дома ее сушили и ели. У каждого на чердаке были подвешены мешки с сушеной травой и рыбкой. А картошку ели с рыбьим жиром.
А еще у нас была спасительница - коза Азка. За то, что мы для нее сено на вырубах косили, меня брали на колхозный сенокос. С семи лет стояла на копнах со стожаром. Если кто-то ловко подавал навильники, так и переносить их не надо было. Но кто-то не умел так делать. Вот тут-то мне туго приходилось. Часто от натуги мучилась животом. Так вот грыжу заработала...
... В 1947 году из Олюшина в Верховажье привезли детей со вздутыми животами. Мы и поверить не могли, что они от голода умерли. Думали, что нас обманывают. Но почему? Тогда мы не могли это понять.
Питание было скудное, а папа что бы ни поел, обратно выплевывал. А мне жалко и я говорю маме: «Не давай ему ничего есть, все равно выплюнет!» Кажется, она впервые так меня обняла, прижала к себе и сквозь слезы сказала: «И это я тебя, такую злюку родила!»
В том же году я пошла в школу, а там детей-сирот крупянкой кормили. Мне не дали. Прибежала домой и говорю отцу: «Почему тебя не убили? Мне бы тоже крупянки дали!» В ответ он заплакал: «Я две войны от начала до конца прошел, а там ох как лихо было! Потому и желудок такой!» Вот тут-то мне не по себе стало. С той поры довесок от хлебной буханки, что по карточкам получали, стала ему отдавать. А раньше сама съедала».
В те годы деревенских ребятишек сызмальства приучали к труду, причем труду далеко не детскому. И не из педагогических, разумеется, соображений, а по насущной необходимости. Первоклассники дрова в школу носили, а четвероклассники и пятиклассники, те уже и заготовкой этих самых дров занимались: кто сучки обрубал, кто их в кучки относил... Словом, работы всем хватало. Шестиклассники тогда же уже деньги на сплаве зарабатывали весной, а летом трудились в колхозе: собирали колоски, теребили и расстилали лен, жаткой снопы вязали, молотилку осваивали, картошку копали...
Поскольку, начиная с 8-го класса, учеба была платная, многие ребята уходили работать в колхоз. Зина учебу продолжила, тогда-то и пригодились заработанные на сплаве деньги. Свой трудовой стаж на начала отсчитывать именно с колхоза.
Остальное читатели уже знают: учеба в институте, работа в медицинских учреждениях. Разве что дополним этот рассказ небольшим эпизодом о том, что подтолкнуло Зинаиду Андреевну к вере в Бога. Об этом, пожалуй, пусть она сама и поведает.
«Где-то в конце 40-х годов под вечер мы втроем катались с Наумовской горы. Только съехали с горы, как все вокруг озарилось ярким светом и стало светло как днем. Источник света нигде не был виден, и мы испугались. У подруг дома были совсем близко, так они мигом туда и убежали. А мне в гору пришлось карабкаться, да еще через три усадьбы бежать! Открываю дверь, а в комнате взрослые в карты играют. Ну, вышли на улицу - темно. Решили, что я все это придумала. Спасибо девчонкам - назавтра все подтвердили.
Что это было? Никто не мог объяснить. Правда, один батюшка сказал, что нам Господь хотел что-то открыть, да мы не готовы были.
Интересно, что с того самого вечера, во сне я стала летать в храмах и вокруг них. Уже потом, в Грязовце, когда стала ходить в церковь, такие сны прекратились».
Этим эпизодом мы и завершаем историю трудного детства девчонки из старинного верховажского села со звучным названием Питер. А уж делать выводы из нее предоставляем самим читателям.
Н. ГУСЕВ.
